Я опоздал на комсомольское собрание, и прибежал только тогда, когда все уже начали расходиться. Подошел к Галине.
– Ты что же не пришел на собрание, комитетчик? – накинулась она на меня.
– На биохимии Ариадна (преподаватель, – см. про этого персонажа в книге «Институт». прим. автора) задержала. Я ничего не мог поделать.
– Сама или ее племянница? – ну, блин, все всё обо всех знают. Интересно, биографию и семейное дерево преподавателей до какого колена знают?
– Сама.
– Значит так. Вот на ту комсомолку обрати внимание и повлияй на нее, – Галя показала на плачущую в середине зала девушку. – Мы начали процесс исключения из комсомола. Причина – систематические прогулы. Тебе надо узнать побольше о причинах, потом сделать листок-«молнию» и пропесочить ее. Вопросы есть?
– Нет, я пошел узнавать, – и стал подниматься в уже практически пустом зале к плачущей горемыке. – Разрешите приступить к выполнению задания? – вот люблю не только поприкалываться, но и военные понятия использовать, почему-то.
– Привет, царевна Несмеяна, – сказал я, присаживаясь рядом на скамейке.
– Гусар, уйди. Мне так тошно. Меня из комсомола выгоняют.
Надо понимать тем, кто не жил в ТО ВРЕМЯ, что исключение из комсомола или партии автоматически приводило к тому, что из института исключали как студентов, так и сотрудников. Потому слёзы этой молоденькой дурочки, явно вырвавшейся из-под родительской опеки, и потому ставшей бесконтрольно спать утром всласть и уходить с занятий по первому зову собственного настроения, я понимал очень и очень хорошо.
– ХорОш реветь! Поговорить надо.
Но наш разговор был остановлен вошедшими в зал уборщицами. Спорить с ними или разговаривать под их бдительным оком у нас с Несмеяной желания не было.
– Гусар, пошли ко мне в общагу. Девчонки сегодня пошли на какой-то сабантуй, допоздна там будут. Потому мы спокойно поговорим.
В общагу, – так в общагу. Сама предложила. По дороге я купил немного еды, чтобы не объедать «бедную» студентку и пару пирожных. Небольшая комната в общежитии была ничем не примечательна. Четыре кровати, почти одинаково застеленные, обеденный стол, четыре стула, тумбочки, занавесочки, вешалка для верхней одежды, плательный шкаф…
– Давай сначала обедать, – предложил я. – Потом говорить будем. Можем, конечно, кушать и говорить, если хочешь…
Несмеяна переоделась в домашний халатик и согрела чайник, заварили чай… Обедали неспеша, т.к. торопиться некуда, да и незачем, – завтра выходной. За окном постепенно темнело, но Несмеяна свет зажечь не предлагала, нам вполне хватало вечернего освещения за окном. Мы долго разговаривали о ней, о ее школьной поре, о том, как она на самом деле вырвалась из-под строгой опеки родителей и почувствовала себя на свободе. И как стала этой свободой упиваться всласть. Уже после приема пищи она увидела у меня в руках пирожные.
– Эээ-то мне? – буквально взвыла она радостно. – Мне мама всегда такие покупала!
Она как величайшую ценность крутила одно в руках, нюхала его, а потом ма-а-аленькими кусочками стала откусывать. Я откинулся на стуле и наблюдал с удовольствием за ней. Когда она доела пирожное, предложил съесть и второе.
– Это же тебе, – почти возмущенно сказала Несмеяна.
– Ешь, ешь, мне не жалко.
– Знаешь, мне младший брат никогда не отдавал свою долю, еще и от моего пирожного клянчил откусить, – рассмеялась Несмеяна и тоже очень медленно доела второе лакомство. – Гусар, ну не зря о тебе легенды ходят! Спасибо тебе!
– И что за легенды?
– Ну, что ты можешь в короткий срок сделать девушек и женщин на самом деле счастливыми.
– Не так уж это и сложно в твоем случае.
– Ну, не скажи! Мне было так страшно и горько совсем еще недавно, а вот поговорила с тобой, и потом еще и пирожное съела… Даже два… И мне как-то совсем легко-легко стало.
И она впилась мне в губы горячим-горячим поцелуем. Для удобства присела мне на колени боком и как-то вот так развернулась вся телом и шеей, чтобы не отрывать свои губы от моих. Я сначала обнял ее осторожно за талию. Потом стал гладить ладонями по спине, по бокам, животу. В какой-то момент ладонь достигла грудей и стала поочередно ласкать груди. Несмеяна не отрывала своих губ от моих. Я опустил руку ниже и стал гладить ее по бедрам. Сначала по наружным поверхностям, потом по внутренним. Девушка даже ноги раздвинула, чтобы я смог погладить по большей поверхности. Сквозь поцелуи она стала дышать всё чаще и глубже. Некоторое время я наслаждался тем, как она разогревалась, потом встал вместе с ней и начал расстегивать халатик. Обнимая меня за шею, она не отрывалась от губ. Только отодвинулась слегка телом, чтобы дать мне возможность расстегнуть все пуговицы.
Оторвать от нее губы всё-таки пришлось, – после того, как я отнес ее на кровать и надо было раздеться самому. Встал сначала одной коленкой между ее ног, потом поставил так же вторую, прилег на нее, опершись на обе руки. Когда губы вновь соединились. Я выставил вперед, как ружье с примкнутым штыком, твердый-твердый член. И стал тыкаться «штыком» в ее промежность. Попал! Мокрые-мокрые губы я нащупал головкой члена практически сразу. Надавливая на них, почувствовал, как они стали раздвигаться и пропускать головку между собой. Усилил надавливания и стал погружаться глубже.
Несмеяна даже не пыталась «идти навстречу» телом, – она только целовалась и целовалась. То мотала головой время от времени очень-очень слабо, но при этом раздвигала ноги шире и шире. И на том, что называется, спасибо. Я стал массировать членом влагалище, чувствуя, как приятно скользил в ней. Влагалище тоже не отвечало на мои движения. Ну, разве что влагу выделало в достаточном количестве.
Мне было не очень-то удобно целоваться с ней в такой позе, и при этом «колоть штыком» с достаточной частотой. Потому я оторвал губы, взял ее под колени, чуть приподнял для удобства и развил частые и глубокие проникновения. Стало значительно лучше, приятнее и удобнее. Несмеяна, проткнутая моим «штыком» глубже прежнего, стала извиваться навесу над кроватью, что прибавило и мне, и ей дополнительные ощущения. Через пару минут она забилась всем телом таким образом, словно пытается соскочить с члена и тут же насаживается глубже и глубже. От таких ощущений и на меня накатила неукротимая горячая волна внизу живота, и внутри Несмеяны ударил фонтан удовольствия, полностью захлестнувший нас обоих.
Не вынимая еще эрегированный член, я просто упал на нее без сил. И девушка опять взялась за мои губы.
Когда я пришел в себя окончательно, она оторвалась от губ.
– Спасибо тебе, большое спасибо.
– И тебе спасибо. Мне тут на тебе пришла идея. Давай ее обсудим. Я попрошу комсорга курса поговорить с тобой на ближайшем заседании комитета, и поручусь своим именем за тебя. Думаю, по моей просьбе тебе дадут испытательный срок. А потом вообще забудут об этом, если больше не будешь нарушать ничего. Так тебя устроит? Или у тебя есть другие предложения?
Снова со слезами на глазах Несмеяна обняла меня и прижала к себе. Я почувствовал, как она вся напряглась, и как влагалище сжало не вытащенный член.
И тот начал медленно поднимать свою змеиную головку…
– А я смогу с тобой еще видеться? – шепотом спросила она после каскада «лечебных» упражнений в постели. – А то мои соседки по комнате скоро могут вернуться. При них не хочется…
– Давай оформим над тобой персональное шефство, и тогда время от времени мы сможем видеться совершенно официально. Но только ты должна сейчас мне, а потом и на комитете, пообещать, что никогда-никогда не будешь беспричинно пропускать и опаздывать. Согласна?
Спустя где-то один-два месяца Галина, к слову, вспомнила эту ситуацию:
– Вот умеешь же ты этих глупых куриц уговаривать и ставить в правильный строй. Я даже подозреваю и потому не спрашиваю, как тебе это удается…